↖ | Май | Март | ↘ |
Вот такой фрагмент кода на C#:
var c = CultureInfo.GetCultureInfo("hsb"); var dt = new DateTime(2011, 2, 20, 15, 30, 0); var fmt = dt.ToString("g", c); DateTime pdt; if (!DateTime.TryParse(fmt, c, DateTimeStyles.AllowWhiteSpaces, out pdt)) Console.WriteLine("failed");
напечатает failed
только для следующих культур: hsb
, hsb-DE
, dsb
и dsb-DE
. В fmt
оказывается строчка 20. 2. 2011 15.30 hodź.
для hsb
или 20. 2. 2011 15.30 goź.
для dsb
.
Для всех остальных культур дотнет успешно парсит им же самим сформированную строку.
Да, hsb
и dsb
— это верхнелужицкий и нижнелужицкий языки.
Тэги: c#, wtf, работа, язык
Написать комментарий
Наша двухнедельная поездка имела такую изначальную программу: Токио — Киото (с поездкой в Нару одним днём) — Канадзава — Токио.
Поражать Япония начала ещё с борта самолёта. Нам привычно видеть большие куски пустой земли, среди которых попадаются города и сёла. Если, например, ехать из Москвы поездом, то становится ясно, что московская урбанизация — это такая аномалия, а кругом больше пустого пространства, чем населённого.
Но когда мы пролетали над Японией, снижаясь перед заходом на посадку, я не увидел ни клочка необработанной, ничейной земли. Везде были либо поля, либо дома, либо что-то ещё. Вообще, похоже, горы — единственное препятствие для урбанизации, существующее в Японии.
То, что вот так выглядит Токио, думаю, никого не удивит:
Интереснее, что это — тоже Токио (правда, окраины — город1 Омэ):
Для нормальной городской застройки рельеф слишком трудный, поэтому на этих склонах маленькие поселения, традиционные дома. Мы там оказались в рамках культурной программы — ходили в мастерскую уруси. Вот так выглядит музей, расположенный в мастерской:
Керосиновый обогреватель на фото — это не такая специальная задумка, чтобы было рядом с чем предаваться размышлениям, а реальная необходимость. Хотя в Токио по нашим меркам в конце января не просто тепло, а невероятно тепло (температура плюсовая), в помещениях (опять-таки по нашим меркам) холодно. Вот мы греемся у такого же обогревателя:
Первые дни в Токио мы провели, акклиматизируясь (во всех смыслах). Культурная программа включала (в хронологическом порядке):
Университет Мэйдзи Гакуин основан не кем-нибудь, а преподобным Джеймсом Хепбёрном, создателем ромадзи:
Я не знаю, есть ли где-нибудь в Токио статуя Поливанова (нам она как-то не попалась), но уж где поклоняться Хэпбёрну — теперь понятно.
Университет очень старый, в нём много зданий, начиная с деревянной церкви 19 века и заканчивая очень современными строениями. Но христианские мотивы прослеживаются везде:
Университет частный, поэтому очень ухоженный, просто-таки вылизанный, и очень неплохо оснащённый2. А уж пообедав в столовке, я вообще пожалел, что учился не в Японии. :)
Токийский национальный музей большой, красивый, хорошо оснащённый, с обширными подписями на английском3. Но всё-таки музеи истории чего-либо мне не очень нравятся, и в итоге из всего музея мне больше всего запомнилось вот это раскидистое дерево во дворе:
На выставку работ дипломников было интересно посмотреть в первую очередь потому, что это некое живое, современное искусство. Я, честно говоря, слабо представляю себе, как в нашу эпоху постмодернизма и смерти бога с автором можно предлагать человеку в качестве дипломной работы создать произведение искусства. Кто будет оценивать, искусство это или нет? Где тонкие грани: между подлинной необычностью и эпатажной «инсталляцией», между ремесленническим рисунком и картиной в русле существующей техники?
Однако мне для себя удалось довольно легко разделить все работы на свежие и не очень, при этом и в той, и в той категории оказывались примеры и традиционных, и новаторских подходов. С картинами более-менее понятно, а инсталляции варьировались от сложной висящей в воздухе пространственной конструкции, под которую предполагалось подлезать, чтобы что-то увидеть (но мы так и не поняли, что), до вот таких плетёнок, под которые подлезать не было надо, но они всё равно выглядели завораживающе:
В Омэ было потрясающе уютно: настоящая японская весна (в январе), яркое небо, теплынь:
Горы и река:
И даже снег (больше нигде в Токио снега не было):
В Токио мы жили в рёкане — традиционной гостинице (вот его сайт: kimiryokan.jp). Комнаты там считаются на татами. На двух человек — комната на 4 ¹⁄₂ татами, где-то 6 м². На четыре такие комнаты — туалет и два душа.
Но при этом по всему рёкану есть вай-фай, в гостиной — холодильник общего пользования и кулер с горячей водой и зелёным чаем, и там сидят постояльцы — в основном молодежь, и гайдзинов больше, чем японцев. В общем, такая вот смесь постоялого двора пополам с хостелом.
Стены в рёкане бумажные, холод жуткий. Но в каждой комнате есть кондиционер. Кстати, унитазы действительно все с подогревом, и это, надо сказать, не роскошь, а суровая необходимость.
Ещё там была замечательная стиральная машинка, к которой прилагалась замечательная инструкция, которую пришлось полчаса переводить, прежде чем воспользоваться машинкой.
А в Омэ, кроме мастерской уруси, мы были в ещё более традиционном рёкане, где нас накормили столь же традиционным обедом на основе гречневой лапши соба. Это было единственное место, где сидеть надо было по-японски, а не по-европейски: на подушках за низеньким столиком.
В музее Курода Сэйки меня поразил охранник, который заговорил с нами по-русски. Удивителен не сам факт, конечно, а то, что он оказался самоучкой-полиглотом, владеющим в разной степени полудюжиной языков.
Собор Николай-до настолько похож — и архитектурой, и атмосферой — на наши церкви, что возникает странное ощущение, что оказался в России. Японский язык очень хорошо подходит для православных богослужений: все слоги открытые, как в старославянском, так что пение звучит очень привычно и естественно. Иногда даже чудится, что поют что-то знакомое, по-русски: не-то ками-ни, не то помяни.
В Токио очень много велосипедов и велосипедистов, причём если у нас уже проникает американский взгляд на велосипед как на вид активного отдыха (велофрик в облегающих шортах и шлеме на ATB), то в Токио на велосипеде ездят буднично, без каких-то специальных приготовлений:
Ночной Икэбукуро (район, где мы жили) выглядит вот так:
Я всегда больше любил мегаполисы, где жизнь не останавливается на ночь, чем деревни, где ночью из освещения есть только луна (хотя в последних тоже есть своё очарование). В Икэбукуро полно всего круглосуточного: и конбини (convenience store), где, кстати, продаётся всё подряд, от лапши быстрого приготовления и напитков до канцтоваров, носков и зонтиков; и множество ресторанчиков самого разного уровня, которые различаются ценами и сервисом, но еда вкусная во всех.
Это не говоря уже о том, что на каждом углу стоит автомат, продающий как минимум горячие и холодные напитки:
Когда я ездил в командировку в Испанию и в разговоре с сотрудниками компании-партнёра обмолвился, что в Мадриде как-то очень рано всё закрывается, даже забегаловка в привокзальном метро только до 10 вечера, они были очень удивлены, когда узнали, что в Москве круглосуточные продуктовые магазины, например — норма жизни.
В общем, мадридцы завидуют нам, а я завидую токийцам.
1 Токио, или, точнее, Большой Токио (Токё-то) — это не город, а агломерация, состоящая из 23 округов, 26 крупных городов (си), 5 мелких (тё: и мати) и 8 деревень (сон и мура).
2 Забегая вперёд: потом мы побывали ещё в государственном Токийском университете, он выглядел в этом смысле привычнее.
3 Тогда мы это восприняли как должное, но так далеко не во всех музеях.
Редакция от 28 декабря 2014
Тэги: Япония, фото
Написать комментарий
В присутствие, где занят был всю вторую половину дня; лишний раз убедился, как плохо запускать работу; я за всё принимаюсь в последний момент и постоянно ищу предлога выйти на улицу, что бы я обязательно сделал, если бы не возникали всё новые и новые дела, одно за другим. Однако стоит мне вникнуть в суть того или иного вопроса, разобраться с бумагами и ответить на письма, коими завален обычкновенно мой письменный стол, как я начинаю испытывать глубочайшую удовлетворённость от содеянного и чувствую, что мог бы в случае необходимости продолжить трудиться всю ночь. <...>
16 августа 1666 года1
После этого как-то менее стыдно за себя становится. Государственный деятель! а не боялся признаться (хотя бы дневнику), что он не как машина молотит на работе, а то впадает в прокрастинацию, то принимается за работу.
Оно, конечно, quidquid latine dictum sit, altum videtur2 — дата Великого пожара создаёт уважительную дистанцию, но после Пеписа как-то легче признать такое и за собой.
1 Пипс Сэмуэль. Домой, ужинать и в постель. Из дневника: Перевод А. Ливерганта. — М.: Текст, 2010, стр. 138–139.
2 Всё, что говорится на латыни, звучит глубокомысленно (лат.).
Тэги: история, книги, цитаты
Написать комментарий
↖ | Май | Март | ↘ |