лучшее
Blinkenlights по-русски
5 ноября 2011 // Хельги
Blinkenlights — это классический образчик нердовского юмора, табличка с псевдонемецким текстом, некогда украшавшая собой множество машинных залов.
Ахтунг!
Аллес туристен унд нонтехнишен раздолбайтен!
Дас компутермашине ист нихьт фюр пальцемтыкен унд рукохватен! Эс ляйхьт цу кабелен разрывайтунг, короткозамыкайтунг унд мит искрен аллес пробкен выбивайтунг!
Мит идиотен операйтунг ферботен! Дер думпкопфгестен ирен кривен хенден ин карманен хальтен мусс!
Зо битте расслабляйтен унд дем индикаторен наблюдирен.
Тэги: fun, лучшее, немецкий язык, переводы
Написать комментарий
Blinkenlights — это классический образчик нердовского юмора, табличка с псевдонемецким текстом, некогда украшавшая собой множество машинных залов.
Ахтунг!
Аллес туристен унд нонтехнишен раздолбайтен!
Дас компутермашине ист нихьт фюр пальцемтыкен унд рукохватен! Эс ляйхьт цу кабелен разрывайтунг, короткозамыкайтунг унд мит искрен аллес пробкен выбивайтунг!
Мит идиотен операйтунг ферботен! Дер думпкопфгестен ирен кривен хенден ин карманен хальтен мусс!
Зо битте расслабляйтен унд дем индикаторен наблюдирен.
Тэги: fun, лучшее, немецкий язык, переводы
Написать комментарий
Молитва Богу-механику
3 октября 2011 // Хельги
«Ходовая пружина» (Mainspring) Джея Лейка — это книга, в которой представление Века Разума о Боге как о механике овеществлено: Земля движется вокруг Солнца-светильника по латунному зубчатому рельсу. Христианство в этом механистическом мире тоже приняло соответствующие формы: Иисус был распят на часовом механизме (horofixion), а «Отче наш» звучит немного непривычно.
Our Father, who art in Heaven
Craftsman be thy name
Thy Kingdom come
Thy plan be done
On Earth as it is in Heaven
Forgive us this day our errors
As we forgive those who err against us
Lead us not into imperfection
And deliver us from chaos
For thine is the power, and the precision
For ever and ever, amen
Или, в примерном переводе:
Отче наш, сущий на небесах!
Мастер имя тебе;
Да приидет Царствие твое;
Да исполнится замысел твой
И на земле, как на небе;
Прости на сей день нам ошибки наши,
Как мы прощаем их погрешившим против нас;
Не введи нас в несовершенство,
И избавь нас от хаоса.
Ибо твоя есть сила и точность
Во веки и веки. Аминь.
Тэги: книги, лучшее, переводы, цитаты
Написать комментарий
«Ходовая пружина» (Mainspring) Джея Лейка — это книга, в которой представление Века Разума о Боге как о механике овеществлено: Земля движется вокруг Солнца-светильника по латунному зубчатому рельсу. Христианство в этом механистическом мире тоже приняло соответствующие формы: Иисус был распят на часовом механизме (horofixion), а «Отче наш» звучит немного непривычно.
Our Father, who art in Heaven
Craftsman be thy name
Thy Kingdom come
Thy plan be done
On Earth as it is in Heaven
Forgive us this day our errors
As we forgive those who err against us
Lead us not into imperfection
And deliver us from chaos
For thine is the power, and the precision
For ever and ever, amen
Или, в примерном переводе:
Отче наш, сущий на небесах!
Мастер имя тебе;
Да приидет Царствие твое;
Да исполнится замысел твой
И на земле, как на небе;
Прости на сей день нам ошибки наши,
Как мы прощаем их погрешившим против нас;
Не введи нас в несовершенство,
И избавь нас от хаоса.
Ибо твоя есть сила и точность
Во веки и веки. Аминь.
Тэги: книги, лучшее, переводы, цитаты
Написать комментарий
Госзаказ на завтрашнюю войну
12 июля 2011 // Хельги
Некоторые книги лучше не перечитывать.
Мне помнилось, что «Завтра война» Зорича — это такая немножко наивная, немножко ура-патриотическая, но в целом очень увлекательная космоопера, в которой при этом много внимания уделено технике и тактике (что в космооперах встречается нечасто).
И чёрт же меня дёрнул садиться перечитывать Зорича после флотских мемуаров «Расстрелять!», да ещё и в процессе чтения «Красного Марса» Кима Стенли Робинсона! Космооперный космофлот после реального флота из мемуаров невыносимо сусальный, покрытый завлекательной мишурой и позолотой, от него просто тошнит. А «Красный Марс», между прочим, настолько твёрдая НФ, что твёрже алмаза; настолько твёрдая, что там в одном месте перечисляется список инструментов на страницу. После него поэтическое описание Приземелья с огоньками и семафорящими дюзами, картины проплывающих мимо истребителя главного героя исковерканных корпусов — такое выглядит попросту смешно и глупо. Да и детальные описания техники сводятся лишь к правдоподобному бормотанию.
* * *
В 3D-анимации есть понятие «долины жути», проиллюстрированное графиком ниже: чем человекоподобнее модель (например, в трёхмерном мультфильме), тем лучше она воспринимается зрителем, но только до определённого предела: определённая степень сходства не только не привлекает, но наоборот, отталкивает и вызывает жуть.
Изображение из Википедии.
Хороший пример модели, выползшей с самого дна долины жути — это младенец из пиксаровской короткометражки Tin Toy (недаром после неё «Пиксар» долго снимал фильмы про лампы, деревянных ковбоев, машинки и прочее).
* * *
Похоже, подобная долина есть и в мире книг, только по горизонтальной оси располагается правдоподобие. В целом, чем меньше в книге нереалистичного (персонажей, ситуаций, психологии) — тем она считается жизненней, интереснее и увлекательнее, тем легче в неё поверить. Но, с другой стороны, совсем нереалистичную детскую сказку или глупую фантастику 40-х мы тоже вполне можем читать: не веря, отстранившись, воспринимая только разумом, оценивая язык, или качество сюжета, или новизну идей.
Но где-то между реализмом и условностью лежит этот провал: автор проваливает свою задачу, он хочет, но не может заставить нас поверить в то, что пишет. Драма превращается в невольный фарс, от трагизма тянет ухмыльнуться, ирония оборачивается натужным зубоскальством. Книга из движущейся куклы, из почти человека превращается в отвратительного зомби, тоже «почти», но не совсем.
И эта долина, судя по моим прежним и нынешним впечатлением от Зорича, может двигаться с течением времени. Там, где шесть лет назад я видел добротную, честную космооперу, я вижу исполнение госзаказа на подростковую патриотическую литературу.
Тэги: кино, книги, лучшее
Написать комментарий
Некоторые книги лучше не перечитывать.
Мне помнилось, что «Завтра война» Зорича — это такая немножко наивная, немножко ура-патриотическая, но в целом очень увлекательная космоопера, в которой при этом много внимания уделено технике и тактике (что в космооперах встречается нечасто).
И чёрт же меня дёрнул садиться перечитывать Зорича после флотских мемуаров «Расстрелять!», да ещё и в процессе чтения «Красного Марса» Кима Стенли Робинсона! Космооперный космофлот после реального флота из мемуаров невыносимо сусальный, покрытый завлекательной мишурой и позолотой, от него просто тошнит. А «Красный Марс», между прочим, настолько твёрдая НФ, что твёрже алмаза; настолько твёрдая, что там в одном месте перечисляется список инструментов на страницу. После него поэтическое описание Приземелья с огоньками и семафорящими дюзами, картины проплывающих мимо истребителя главного героя исковерканных корпусов — такое выглядит попросту смешно и глупо. Да и детальные описания техники сводятся лишь к правдоподобному бормотанию.
* * *
В 3D-анимации есть понятие «долины жути», проиллюстрированное графиком ниже: чем человекоподобнее модель (например, в трёхмерном мультфильме), тем лучше она воспринимается зрителем, но только до определённого предела: определённая степень сходства не только не привлекает, но наоборот, отталкивает и вызывает жуть.
Изображение из Википедии.
Хороший пример модели, выползшей с самого дна долины жути — это младенец из пиксаровской короткометражки Tin Toy (недаром после неё «Пиксар» долго снимал фильмы про лампы, деревянных ковбоев, машинки и прочее).
* * *
Похоже, подобная долина есть и в мире книг, только по горизонтальной оси располагается правдоподобие. В целом, чем меньше в книге нереалистичного (персонажей, ситуаций, психологии) — тем она считается жизненней, интереснее и увлекательнее, тем легче в неё поверить. Но, с другой стороны, совсем нереалистичную детскую сказку или глупую фантастику 40-х мы тоже вполне можем читать: не веря, отстранившись, воспринимая только разумом, оценивая язык, или качество сюжета, или новизну идей.
Но где-то между реализмом и условностью лежит этот провал: автор проваливает свою задачу, он хочет, но не может заставить нас поверить в то, что пишет. Драма превращается в невольный фарс, от трагизма тянет ухмыльнуться, ирония оборачивается натужным зубоскальством. Книга из движущейся куклы, из почти человека превращается в отвратительного зомби, тоже «почти», но не совсем.
И эта долина, судя по моим прежним и нынешним впечатлением от Зорича, может двигаться с течением времени. Там, где шесть лет назад я видел добротную, честную космооперу, я вижу исполнение госзаказа на подростковую патриотическую литературу.
Тэги: кино, книги, лучшее
Написать комментарий
Двадцатка лучших научно-фантастических книг (часть вторая)
13 декабря 2010 // Хельги
Научная фантастика помогает людям безболезненно принимать будущее и поощряет гибкость ума — в этом одна из главных её заслуг. Политики должны читать фантастику, а не вестерны или детективы.
Артур Кларк
Продолжаю свой список самой важной научной фантастики. В первую часть вошли книги до 1960 года, в эту — опубликованные с шестидесятого по двухтысячный. Я даже хотел сознательно ограничить себя девяностым годом, но одна книга тогда выпадала.
Впрочем, думаю, десять лет — это достаточная перспектива.
Филип Дик: The Man in the High Castle / Человек в высоком замке (1962)
Я старался включить в этот список книги самых разных фантастических жанров. Здесь есть космическая опера и фантастика ближнего прицела, киберпанк и антиутопия, роман о контакте и альтернативная история. Последний жанр представлен как раз книгой Дика.
Очень многие писатели реализовывали идею исторической развилки «в лоб»: если бы что-то пошло иначе, то мир стал бы таким-то и таким-то. Любопытно, весело, и можно намоделировать целый роман.
Ненормальный Дик мало того что развилку взял по ну очень болезненной теме (во Второй мировой победили страны Оси), так ещё и накрутил поверх этого невероятное количество восточной философии. Альтернативная история в итоге получилась только формально, а фактически «Человек в высоком замке» — философский роман.
Станислав Лем: Niezwyciężony / Непобедимый (1964)
Общественное мнение, полагаю, поместило бы на это место «Солярис» — как-никак, самая популярная книга Лема. Я колебался: включить в список «Непобедимого» или «Эдем», и выбрал всё-таки первый вариант.
Экипаж «Непобедимого», расследуя обстоятельства пропажи другого корабля, высаживается на необитаемой, на первой взгляд, планете. Но на самом деле на планете уже долгое время идет небиологическая эволюция роботов, оставленных без присмотра. Роботы достигли таких высот приспособленности, что могут одолеть людей с их разумом и техникой.
Вероятно, это не первая книга, посвящённая механической эволюции (есть, например, рассказ Анатолия Днепрова «Крабы идут по острову»), но явно одна из самых известных.
Братья Стругацкие: Полдень, XXII век (1967)
У Стругацких много сильных книг, но именно этот сборник рассказов дал имя «миру Полудня». Тогда Стругацкие ещё верили в светлое будущее человечества, хотя уже не делали упор на его коммунистической природе. Однако именно «Полдень» — лучшая утопия и лучшая ода миру, где у каждого человека в жизни есть дружба, любовь и работа.
«Полдень» критиковали, с ним полемизировали. Сами Стругацкие со временем потеряли веру в него. Но для очень многих людей солнечный Полдень остался реальным миром за дверью в стене, мимо которой мы случайно прошли.
Владимир Савченко: Открытие себя (1967)
«Открытие себя» — книга о клонировании человека и связанных с этим этических проблемах.
Нет. Лучше так: это книга о безграничных возможностях науки и человечества. Она проникнута духом позитивизма и уверенностью: человек может всё, а чего он не может — сможет со временем.
Она в этом списке вместо «Понедельника» Стругацких, с которым у неё вообще много общего. Ведь «Открытие себя», помимо всего прочего, самую капельку — но о советской науке.
Айзек Азимов: The Gods Themselves / Сами боги (1972)
Азимов сам сказал, что его, скорее всего, запомнят за цикл рассказов о позитронных роботов и трилогию об Академии. И то, и другое впечатляет и запоминается, и я всячески рекомендую Азимова к прочтению.
Но для этой подборки я решил остановиться на совсем другом, и весьма необычном, романе, который, кстати, сам Азимов выделял в своём творчестве.
Основа для сюжета этой книги — позитронный насос, чудесное изобретение, дарующее бесконечный источник энергии. Насос взаимодействует с параллельной вселенной с другими законами физики и даёт энергию и здесь, и там. Однако через некоторое время выясняется, что у него есть побочный эффект, опасный и для нас, и для обитателей паравселенной.
«Сами боги» — это название и всего романа, и его второй части. Названия всех трёх частей составляют изречение: «Против глупости сами боги бороться бессильны». Мы явно бессильны бороться против глупости: сиюминутная выгода от позитронного насоса оказывается для людей важнее, чем отдалённая угроза гибели. А как же «сами боги», то есть обитатели паравселенной?
А «боги» оказываются совсем непохожими на нас — и одновременно такими же, как мы. И имеенно из-за второй части, в которой Азимов описывает жизнь в паравселенной, эта книга и запоминается. Азимов описывает невозможную повседневность (в меру человеческих сил) с точки зрения обитателя этой повседневности, и его Чужие не похожи ни на медуз из космоса, ни на гребнеголовых персонажей «Звёздного пути».
Артур Кларк: The Fountains of Paradise / Фонтаны рая (1979)
Кларк однажды заметил, что космический лифт будет создан через полвека после того, как над его идеей перестанут смеяться. Для этого лифт должен войти в сознание людей как что-то совершенно обычное, но просто ещё не реализованное человечеством: например, как экспедиция на Марс.
«Фонтаны рая» — это, разумеется, в первую очередь книга о космическом лифте. Кларк, конечно же, добился успеха: я, к примеру, хоть и понимаю умом, что до лифта нашим технологиям очень далеко, но всё равно он для меня так же реален, как колонизация спутников газовых гигантов или отправка корабля поколений к ближайшей звезде.
Но ещё это роман о человеке, вся жизнь которого была подчинена мечте, и который в конце концов отдаёт за эту мечту жизнь.
Уильям Гибсон: Neuromancer / Нейромант (1984)
С «Нейроманта» начался весь киберпанк, и благодаря Гибсону каждый может, подняв голову, увидеть небо цвета телевизора, настроенного на пустой канал.
Киберпанк (и «Нейромант»), вопреки распространённому заблуждению, — это не «про хакеров», «про компьютеры» или «про киберпространство». «Матрица», несмотря на всё желание братьев Вачовски — не киберпанк; а вот «Джонни-мнемоник», снятый по мотивам рассказа того же Гибсона — вполне.
Киберпространство и люди с разъёмами за ухом — всего лишь закономерные продукты мира, в котором правят корпорации и деньги, мира роскошных отелей и отвратительных трущоб, джет-лага и отделов R&D. То, что технологии вообще и компьютеры в частности тут правят бал — просто черта эпохи, так верно подмеченная Гибсоном.
Который, между прочим, настучал текст «Нейроманта» на пишущей машинке.
Орсон Скотт Кард: Ender’s Game / Игра Эндера (1985)
Как и «Звёздный десант», «Игра Эндера» включена в список книг Корпуса морской пехоты США, причем в разделе книг о тактике. Кард при этом, в отличие от Хайнлайна, в армии не служил, так что его достижение достойно ещё большего уважения.
Первый контакт оказался отнюдь не мирным, и война с насекомоподобными чужими вынуждает землян собрать все силы. Но армиям нужен полководец, и его приходится создавать. Эндрю Виггин рожден правильными родителями и правильно воспитан, теперь ему предстоит обучение в военной школе, среди других таких же талантливых детей. Военные игры сменяют одна другую, и очередная симуляция оказывается уже не игрой.
Тактика, роман воспитания, одиночество Эндера, трагедия первого контакта, за которым не последует второго — вот основные составляющие книги. Несмотря на то, что «Игра Эндера» — первая книга цикла, это совершенно самостоятельный роман.
Карл Саган: Contact / Контакт (1985)
Об этой книге я писал подробно, и сейчас напишу только вкратце. Это лучший известный мне роман о контакте с внеземным разумом. Он посвящён именно контакту, а не церемонии приёма в Галактическую федерацию или описанию ужасов войны с кровожадными цефалоподами.
Что, кстати, означает, что цефалоподов (а равно и гуманоидов) Саган не покажет, и книга, как и положено хорошей фантастике, будет о людях. О том, насколько они готовы к такому удару обухом по голове. О том, что они будут делать, узнав, что разум во Вселенной есть не только на заштатной третьей планете.
Вернор Винджи: A Deepness in the Sky / Глубина в небе (1999)
Если Саган умудрился ничего не показать, но заинтриговать страшно, то Винджи придумал очень чужих Чужих — причем придумал во всех деталях — и элегантно показал их изнутри (как Азимов в «Самих богах») из-за чего ощущение чуждости наступает лишь тогда, когда люди и Чужие встречаются лицом к лицу. Тут и освящённое временем предположение, что большинство разумных существ могут понять друг друга (с одной стороны), и гипотеза Сэпира-Уорфа (с другой).
Ещё «Глубина» — это предупреждение о том, что технологический прогресс должен сопровождаться соответствующим развитием этики, иначе очень легко может получиться что-то очень красивое и блестящее, но абсолютно бесчеловечное.
Наконец, «Глубина» — это очень захватывающий производственный роман из жизни технологически продвинутых, но всё-таки не умеющих летать со сверхзвуковыми скоростями людей. Эта часть очень заманчива и, в отличие от фантастики пятидесятых, довольно-таки концентрируется на разных технологических штуках. Конечно, классической «твёрдой НФ» не получится, но для космооперы очень и очень неплохо. Интересно, кстати, будет посмотреть, как технические подробности будут восприниматься лет через тридцать, с развитием технологий. Хочется надеяться, что не так, как сейчас воспринимается «Астронавт Джонс» Хайнлайна, где почтенные астрогаторы рассчитывают гиперпереход, усевшись в кружок и считая в уме.
* * *
А какая фантастика нравится вам?
Тэги: лучшее, научная фантастика
Комментарии (9)
Научная фантастика помогает людям безболезненно принимать будущее и поощряет гибкость ума — в этом одна из главных её заслуг. Политики должны читать фантастику, а не вестерны или детективы.
Артур Кларк
Продолжаю свой список самой важной научной фантастики. В первую часть вошли книги до 1960 года, в эту — опубликованные с шестидесятого по двухтысячный. Я даже хотел сознательно ограничить себя девяностым годом, но одна книга тогда выпадала.
Впрочем, думаю, десять лет — это достаточная перспектива.
Филип Дик: The Man in the High Castle / Человек в высоком замке (1962)
Я старался включить в этот список книги самых разных фантастических жанров. Здесь есть космическая опера и фантастика ближнего прицела, киберпанк и антиутопия, роман о контакте и альтернативная история. Последний жанр представлен как раз книгой Дика.
Очень многие писатели реализовывали идею исторической развилки «в лоб»: если бы что-то пошло иначе, то мир стал бы таким-то и таким-то. Любопытно, весело, и можно намоделировать целый роман.
Ненормальный Дик мало того что развилку взял по ну очень болезненной теме (во Второй мировой победили страны Оси), так ещё и накрутил поверх этого невероятное количество восточной философии. Альтернативная история в итоге получилась только формально, а фактически «Человек в высоком замке» — философский роман.
Станислав Лем: Niezwyciężony / Непобедимый (1964)
Общественное мнение, полагаю, поместило бы на это место «Солярис» — как-никак, самая популярная книга Лема. Я колебался: включить в список «Непобедимого» или «Эдем», и выбрал всё-таки первый вариант.
Экипаж «Непобедимого», расследуя обстоятельства пропажи другого корабля, высаживается на необитаемой, на первой взгляд, планете. Но на самом деле на планете уже долгое время идет небиологическая эволюция роботов, оставленных без присмотра. Роботы достигли таких высот приспособленности, что могут одолеть людей с их разумом и техникой.
Вероятно, это не первая книга, посвящённая механической эволюции (есть, например, рассказ Анатолия Днепрова «Крабы идут по острову»), но явно одна из самых известных.
Братья Стругацкие: Полдень, XXII век (1967)
У Стругацких много сильных книг, но именно этот сборник рассказов дал имя «миру Полудня». Тогда Стругацкие ещё верили в светлое будущее человечества, хотя уже не делали упор на его коммунистической природе. Однако именно «Полдень» — лучшая утопия и лучшая ода миру, где у каждого человека в жизни есть дружба, любовь и работа.
«Полдень» критиковали, с ним полемизировали. Сами Стругацкие со временем потеряли веру в него. Но для очень многих людей солнечный Полдень остался реальным миром за дверью в стене, мимо которой мы случайно прошли.
Владимир Савченко: Открытие себя (1967)
«Открытие себя» — книга о клонировании человека и связанных с этим этических проблемах.
Нет. Лучше так: это книга о безграничных возможностях науки и человечества. Она проникнута духом позитивизма и уверенностью: человек может всё, а чего он не может — сможет со временем.
Она в этом списке вместо «Понедельника» Стругацких, с которым у неё вообще много общего. Ведь «Открытие себя», помимо всего прочего, самую капельку — но о советской науке.
Айзек Азимов: The Gods Themselves / Сами боги (1972)
Азимов сам сказал, что его, скорее всего, запомнят за цикл рассказов о позитронных роботов и трилогию об Академии. И то, и другое впечатляет и запоминается, и я всячески рекомендую Азимова к прочтению.
Но для этой подборки я решил остановиться на совсем другом, и весьма необычном, романе, который, кстати, сам Азимов выделял в своём творчестве.
Основа для сюжета этой книги — позитронный насос, чудесное изобретение, дарующее бесконечный источник энергии. Насос взаимодействует с параллельной вселенной с другими законами физики и даёт энергию и здесь, и там. Однако через некоторое время выясняется, что у него есть побочный эффект, опасный и для нас, и для обитателей паравселенной.
«Сами боги» — это название и всего романа, и его второй части. Названия всех трёх частей составляют изречение: «Против глупости сами боги бороться бессильны». Мы явно бессильны бороться против глупости: сиюминутная выгода от позитронного насоса оказывается для людей важнее, чем отдалённая угроза гибели. А как же «сами боги», то есть обитатели паравселенной?
А «боги» оказываются совсем непохожими на нас — и одновременно такими же, как мы. И имеенно из-за второй части, в которой Азимов описывает жизнь в паравселенной, эта книга и запоминается. Азимов описывает невозможную повседневность (в меру человеческих сил) с точки зрения обитателя этой повседневности, и его Чужие не похожи ни на медуз из космоса, ни на гребнеголовых персонажей «Звёздного пути».
Артур Кларк: The Fountains of Paradise / Фонтаны рая (1979)
Кларк однажды заметил, что космический лифт будет создан через полвека после того, как над его идеей перестанут смеяться. Для этого лифт должен войти в сознание людей как что-то совершенно обычное, но просто ещё не реализованное человечеством: например, как экспедиция на Марс.
«Фонтаны рая» — это, разумеется, в первую очередь книга о космическом лифте. Кларк, конечно же, добился успеха: я, к примеру, хоть и понимаю умом, что до лифта нашим технологиям очень далеко, но всё равно он для меня так же реален, как колонизация спутников газовых гигантов или отправка корабля поколений к ближайшей звезде.
Но ещё это роман о человеке, вся жизнь которого была подчинена мечте, и который в конце концов отдаёт за эту мечту жизнь.
Уильям Гибсон: Neuromancer / Нейромант (1984)
С «Нейроманта» начался весь киберпанк, и благодаря Гибсону каждый может, подняв голову, увидеть небо цвета телевизора, настроенного на пустой канал.
Киберпанк (и «Нейромант»), вопреки распространённому заблуждению, — это не «про хакеров», «про компьютеры» или «про киберпространство». «Матрица», несмотря на всё желание братьев Вачовски — не киберпанк; а вот «Джонни-мнемоник», снятый по мотивам рассказа того же Гибсона — вполне.
Киберпространство и люди с разъёмами за ухом — всего лишь закономерные продукты мира, в котором правят корпорации и деньги, мира роскошных отелей и отвратительных трущоб, джет-лага и отделов R&D. То, что технологии вообще и компьютеры в частности тут правят бал — просто черта эпохи, так верно подмеченная Гибсоном.
Который, между прочим, настучал текст «Нейроманта» на пишущей машинке.
Орсон Скотт Кард: Ender’s Game / Игра Эндера (1985)
Как и «Звёздный десант», «Игра Эндера» включена в список книг Корпуса морской пехоты США, причем в разделе книг о тактике. Кард при этом, в отличие от Хайнлайна, в армии не служил, так что его достижение достойно ещё большего уважения.
Первый контакт оказался отнюдь не мирным, и война с насекомоподобными чужими вынуждает землян собрать все силы. Но армиям нужен полководец, и его приходится создавать. Эндрю Виггин рожден правильными родителями и правильно воспитан, теперь ему предстоит обучение в военной школе, среди других таких же талантливых детей. Военные игры сменяют одна другую, и очередная симуляция оказывается уже не игрой.
Тактика, роман воспитания, одиночество Эндера, трагедия первого контакта, за которым не последует второго — вот основные составляющие книги. Несмотря на то, что «Игра Эндера» — первая книга цикла, это совершенно самостоятельный роман.
Карл Саган: Contact / Контакт (1985)
Об этой книге я писал подробно, и сейчас напишу только вкратце. Это лучший известный мне роман о контакте с внеземным разумом. Он посвящён именно контакту, а не церемонии приёма в Галактическую федерацию или описанию ужасов войны с кровожадными цефалоподами.
Что, кстати, означает, что цефалоподов (а равно и гуманоидов) Саган не покажет, и книга, как и положено хорошей фантастике, будет о людях. О том, насколько они готовы к такому удару обухом по голове. О том, что они будут делать, узнав, что разум во Вселенной есть не только на заштатной третьей планете.
Вернор Винджи: A Deepness in the Sky / Глубина в небе (1999)
Если Саган умудрился ничего не показать, но заинтриговать страшно, то Винджи придумал очень чужих Чужих — причем придумал во всех деталях — и элегантно показал их изнутри (как Азимов в «Самих богах») из-за чего ощущение чуждости наступает лишь тогда, когда люди и Чужие встречаются лицом к лицу. Тут и освящённое временем предположение, что большинство разумных существ могут понять друг друга (с одной стороны), и гипотеза Сэпира-Уорфа (с другой).
Ещё «Глубина» — это предупреждение о том, что технологический прогресс должен сопровождаться соответствующим развитием этики, иначе очень легко может получиться что-то очень красивое и блестящее, но абсолютно бесчеловечное.
Наконец, «Глубина» — это очень захватывающий производственный роман из жизни технологически продвинутых, но всё-таки не умеющих летать со сверхзвуковыми скоростями людей. Эта часть очень заманчива и, в отличие от фантастики пятидесятых, довольно-таки концентрируется на разных технологических штуках. Конечно, классической «твёрдой НФ» не получится, но для космооперы очень и очень неплохо. Интересно, кстати, будет посмотреть, как технические подробности будут восприниматься лет через тридцать, с развитием технологий. Хочется надеяться, что не так, как сейчас воспринимается «Астронавт Джонс» Хайнлайна, где почтенные астрогаторы рассчитывают гиперпереход, усевшись в кружок и считая в уме.
* * *
А какая фантастика нравится вам?
Тэги: лучшее, научная фантастика
Комментарии (9)
Материя для духа
9 декабря 2010 // Хельги
На работе я время от времени сталкиваюсь со случаями, когда аппаратная часть какого-нибудь медицинского комплекса устроена прекрасно, а вот софт никуда не годится. Не то чтобы так было всегда: часто софт вполне ничего, не очень интуитивный, не очень элегантный, но вполне годный. Но иногда просто диву даёшься: зачем было так вылизывать «железо», когда оператор всё равно будет пялиться в жуткие разноцветные кнопки на экране рабочей станции?
Похоже, инженеры не понимают, что прошли времена верньеров и тумблеров, и все их старания пройдут для пользователя незамеченными. Закрывая очередное сообщение об ошибке, он будет крыть последними словами не только программистов, но и вообще всех, кто имел к этому устройству отношение.
Но это медицинская аппаратура, вертикальный рынок и всё такое. Лаборант в ренгтенкабинете будет злиться, но от своей рабочей станции никуда не денется.
Странно другое. Если зайти в салон, где гаджеты, возникает ощущение, что в компаниях-производителях всякой электроники тоже заправляют инженеры. У нас блютус! у нас вай-фай! у нас камера 8 мегапикселей!
При этом молчаливо предполагается, что от софта нужно, чтобы была анимация и полупрозрачность. Умение устойчиво передавать файлы по тому блютусу, подключаться к тому вай-фаю и снимать на ту камеру как бы и не нужно.
И ведь люди покупаются (и покупают). И даже, наверное, пользуются — с великим гневом.
А потом все удивляются армиям поклонников «айфонов» и «андроидов». Нет в этом никакой магии, просто кое-кто догадался сделать хотя бы типичные задачи по настоящему удобными, вот и всё.
В конце концов, без софта «айфон» — это просто коробка с мёртвым экраном.
Тэги: software, лучшее, работа
Написать комментарий
На работе я время от времени сталкиваюсь со случаями, когда аппаратная часть какого-нибудь медицинского комплекса устроена прекрасно, а вот софт никуда не годится. Не то чтобы так было всегда: часто софт вполне ничего, не очень интуитивный, не очень элегантный, но вполне годный. Но иногда просто диву даёшься: зачем было так вылизывать «железо», когда оператор всё равно будет пялиться в жуткие разноцветные кнопки на экране рабочей станции?
Похоже, инженеры не понимают, что прошли времена верньеров и тумблеров, и все их старания пройдут для пользователя незамеченными. Закрывая очередное сообщение об ошибке, он будет крыть последними словами не только программистов, но и вообще всех, кто имел к этому устройству отношение.
Но это медицинская аппаратура, вертикальный рынок и всё такое. Лаборант в ренгтенкабинете будет злиться, но от своей рабочей станции никуда не денется.
Странно другое. Если зайти в салон, где гаджеты, возникает ощущение, что в компаниях-производителях всякой электроники тоже заправляют инженеры. У нас блютус! у нас вай-фай! у нас камера 8 мегапикселей!
При этом молчаливо предполагается, что от софта нужно, чтобы была анимация и полупрозрачность. Умение устойчиво передавать файлы по тому блютусу, подключаться к тому вай-фаю и снимать на ту камеру как бы и не нужно.
И ведь люди покупаются (и покупают). И даже, наверное, пользуются — с великим гневом.
А потом все удивляются армиям поклонников «айфонов» и «андроидов». Нет в этом никакой магии, просто кое-кто догадался сделать хотя бы типичные задачи по настоящему удобными, вот и всё.
В конце концов, без софта «айфон» — это просто коробка с мёртвым экраном.
Тэги: software, лучшее, работа
Написать комментарий
Двадцатка лучших научно-фантастических книг (часть первая)
1 декабря 2010 // Хельги
Выполняю оффлайновую просьбу: вот двадцатка самых, на мой взгляд, важных и лучших научно-фантастических книг, которые уже можно считать классикой.
Я составил не рейтинг: книги приводятся по году издания. Я выбирал не одни только известные, получившие награды книги. Я не могу ничего не сказать о книгах, которых не читал. Но каждая из этих книг меня изменила, и потому мне запомнилась.
Может быть, чуть позже мне придет в голову ещё более важная книга. Тогда я включу её в этот список, а какое-нибудь «слабое звено» отправлю в отдельный раздел.
Двадцать книг — это всё-таки довольно много, поэтому я опубликую список в двух частях: до 1960 года и после него.
Герберт Уэллс: The War in the Air / Война в воздухе (1908)
Сейчас это ретрофантастика и альтернативная история: гигантские дирижабли, невозможная летающая машина, мировая война, не оставляющая от цивилизации камня на камне. На самом деле Уэллс в своём романе предсказал не только Первую мировую (увы, никто не внял), но и угадал, какую важную роль займут воздушные суда в грядущих войнах. Аэропланы, правда, в тысяча девятьсот восьмом году впечатления не производили, поэтому Уэллс придумал самолёт Баттериджа, «почти такой же простой, как мотоциклет».
Артур Конан Дойль: The Poison Belt / Отравленный пояс (1913)
Земля проходит через пояс в космическом пространстве, который, как ожидает профессор Челленджер, убьёт на ней всё живое. Главные герои герметизируют дом, запасаются кислородом и наблюдают, как останавливается жизнь вокруг. В отличие от «Затерянного мира», который развитие науки заставило безнадёжно устареть, описание апокалипсиса, проиходящего кругом, по-прежнему захватывает дух.
Джон Кэмпбелл: Who Goes There? / «Кто ты?» (1938)
У первого контакта много сценариев, но Кэмпбелл, которого мы помним в первую очередь как редактора журнала «Эстаундинг»1, переплюнул многих. Кэмпбелл описывает существо настолько чуждое нам, насколько и омерзительное. Даже наиболее жукоглазые завоеватели руководствуются доступными нам мотивами; инопланетное существо Кэмпбелла и манера, в которой оно устанавливает контакт, вызывают только желание его уничтожить.
По мотивам этого рассказа снят фильм «The Thing» (в русском переводе он назывался «Нечто»), но, честно говоря, картонные декорации образца 1982 года устарели гораздо больше, чем повествование тридцать восьмого.
Фредерик Пол, Сирил Корнблат: The Space Merchants / Операция «Венера» (1952)
Осуждать общество потребления стало модно относительно недавно. Пол и Корнблат напоминают, что если неумеренно потреблять, то ресурсы кончатся, а желание останется. Роскошь в описанном им будущем — это квартира площадью в десять квадратных метров и педальный (нефть кончилась!) лимузин. Это доступно немногим, например, топ-менеджерам крупных корпораций. Потребители же продукции этих корпораций живут куда более скромно. Эта книга надолго отбивает охоту употреблять брэндовые напитки с неуточнённым составом. К слову «потребитель» тоже вырабатывается недоверчивое отношение.
Клиффорд Саймак: City / Город (1952)
При составлении этого списка я принял трудное, но важное решение: каждый писатель представлен максимум одной книгой. В противном случае мне бы захотелось включить в него по три-четыре книги Саймака, Азимова, Кларка, Хайнлайна, и 20 пунктов кончились бы очень быстро.
У Саймака, кроме «Города», есть ещё несколько прекрасных книг, в числе которых «Пересадочная станция» и «Заповедник гоблинов». Но всё-таки «Город», составленный из преданий далёкого будущего о далёком прошлом, запоминается куда сильнее. Добросовестный редактор, подготовивший предания к печати, предваряет каждое кратким комментарием, силясь разъяснить реалии ушедших времен, загадочные для современного ему читателя... но понятные нам. Переходя от предания к преданию, читатель должен видеть всё больше и больше знакомого ему, а мы вместо этого наблюдаем, как наш мир всё сильнее и сильнее меняется. И нам становится немного не по себе.
Рэй Брэдбери: Fahrenheit 451 / 451° по Фаренгейту (1953)
Брэдбери описал антиутопию, в которой мы с вами теперь живем. Нет, пока никто ещё не собирается вводить закон, по которому все книги нужно нагревать до указанной температуры, но только потому, что этого и не требуется. Брэдбери ошибся только в одном: люди настолько радостно окунулись в мир телевизионных стен и бесконечного потребления чужих ощущений, что книги просто не представляют никакой угрозы для этого счастливого образа жизни.
Хол Клемент: Mission of Gravity / Экспедиция «Тяготение» (1954)
По шкале твёрдости НФ этот роман — один из самых «твёрдых». Клемент рассматривал своё творчество как игру, главное правило которых — моделировать мир, исходя из наименьшего количества исходных допущений. Одно единственное — причём чисто физическое! — «что, если» позволяет Клементу выстроить целый сложнейший мир с климатом, разумной жизнью, культурой и своими загадками. Жители Месклина, планеты-супергиганта, сила тяжести на которой варьируется от 700 до 3 g, похожи на сороконожек, и по очевидным причинам больше всего боятся высоты. Чего они не боятся, так это трудностей и приключений, и Барленнан, торговец-месклинит, с которым установили контакт земляне, прилетевшие к Месклину, заключает с ними сделку. Человек не может находиться на поверхности планеты-гиганта, поэтому Барленнан отправляется в разведывательную экспедицию. Разумеется, люди не останутся в долгу.
Андрэ Нортон: Sargasso of Space / Саргассы в космосе (1955)
В принципе, это рядовая «мягкая» НФ, космическая опера в духе не то предприимчивых торговцев парусной эпохи, не то Дикого Запада. «Р», как известно, значит ракета, сам термин «космический корабль» появится позже. Никого еще не заботит, как половчее обхитрить Эйнштейна: есть слово «гиперпространство», вот его и хватит. В космосе вовсю хозяничают пираты, Патруль едва-едва справляется с поддержанием порядка хотя бы вокруг планет-метрополий, а вольные торговцы суровы и привыкли полагаться только на себя.
Эта незамысловатая книга была переведена на русский Стругацкими, и то, что получилось в итоге, вполне заслуживает места в моей двадцатке, ибо лучше иллюстрации для жанра космической оперы не найти.
Дэниел Киз: Flowers for Algernon / Цветы для Элджернона (1959)
«Цветы…» — второй из двух рассказов в этом списке. Необычен он в первую очередь тем, что форма в нём служит содержанием. Чарли Гордон, умственно отсталый уборщик, проходит экспериментальную терапию, призванную повысить его умственные способности. Его дневник и составляет рассказ, а об эффективности лечения свидетельствует не то, о чём пишет Чарли, а то, как он пишет.
Киз позднее расширил свой рассказ до романа, включив в него несколько дополнительных сюжетных линий. На мой взгляд, текст от этого только проиграл: совершенство нередко достигается тогда, когда уже нечего убрать.
Роберт Хайнлайн: Starship Troopers / Звёздный десант (1959)
У Хайнлайна, как и других Грандмастеров, очень трудно выбрать одну, самую значительную книгу. «Луна — суровая хозяйка» и «Пасынки Вселенной» мне кажутся не менее важными, а «Двери в Лето» я бы отдал приз зрительских симпатий, но по известности «Звёздному десанту» всё-таки нет равных.
Хайнлайн аккуратно промоделировал будущее, в котором правом избирать и быть избранными награждаются только те жители всеземного государства, которые добровольно прошли службу в армии, продемонстрировав тем самым готовность отдать жизнь за родную планету. Из этой исходной посылки, как из планеты-гиганта Хола Клемента, вырастает весь роман. Война с паукообразными инопланетянами — только фон, удобный для того, чтобы показать становление главного героя в этом мире.
Поясню свою фразу про известность: за основу для Корпуса мобильной пехоты Хайнлайн взял Корпус морской пехоты США. Ныне же его роман включён в списки Корпуса морской пехоты как обязательный к прочтению. Полагаю, для самого Хайнлайна (кстати, отслужившего пять лет на флоте) это была лестная оценка.
* * *
1 Astounding Science Fiction, ныне Analog — один из наиболее известных американских журналов, публикующих фантастику. Расцвет пережил в 40-50-е, во время «золотого века научной фантастики».
Тэги: лучшее, научная фантастика
Комментарии (7)
Выполняю оффлайновую просьбу: вот двадцатка самых, на мой взгляд, важных и лучших научно-фантастических книг, которые уже можно считать классикой.
Я составил не рейтинг: книги приводятся по году издания. Я выбирал не одни только известные, получившие награды книги. Я не могу ничего не сказать о книгах, которых не читал. Но каждая из этих книг меня изменила, и потому мне запомнилась.
Может быть, чуть позже мне придет в голову ещё более важная книга. Тогда я включу её в этот список, а какое-нибудь «слабое звено» отправлю в отдельный раздел.
Двадцать книг — это всё-таки довольно много, поэтому я опубликую список в двух частях: до 1960 года и после него.
Герберт Уэллс: The War in the Air / Война в воздухе (1908)
Сейчас это ретрофантастика и альтернативная история: гигантские дирижабли, невозможная летающая машина, мировая война, не оставляющая от цивилизации камня на камне. На самом деле Уэллс в своём романе предсказал не только Первую мировую (увы, никто не внял), но и угадал, какую важную роль займут воздушные суда в грядущих войнах. Аэропланы, правда, в тысяча девятьсот восьмом году впечатления не производили, поэтому Уэллс придумал самолёт Баттериджа, «почти такой же простой, как мотоциклет».
Артур Конан Дойль: The Poison Belt / Отравленный пояс (1913)
Земля проходит через пояс в космическом пространстве, который, как ожидает профессор Челленджер, убьёт на ней всё живое. Главные герои герметизируют дом, запасаются кислородом и наблюдают, как останавливается жизнь вокруг. В отличие от «Затерянного мира», который развитие науки заставило безнадёжно устареть, описание апокалипсиса, проиходящего кругом, по-прежнему захватывает дух.
Джон Кэмпбелл: Who Goes There? / «Кто ты?» (1938)
У первого контакта много сценариев, но Кэмпбелл, которого мы помним в первую очередь как редактора журнала «Эстаундинг»1, переплюнул многих. Кэмпбелл описывает существо настолько чуждое нам, насколько и омерзительное. Даже наиболее жукоглазые завоеватели руководствуются доступными нам мотивами; инопланетное существо Кэмпбелла и манера, в которой оно устанавливает контакт, вызывают только желание его уничтожить.
По мотивам этого рассказа снят фильм «The Thing» (в русском переводе он назывался «Нечто»), но, честно говоря, картонные декорации образца 1982 года устарели гораздо больше, чем повествование тридцать восьмого.
Фредерик Пол, Сирил Корнблат: The Space Merchants / Операция «Венера» (1952)
Осуждать общество потребления стало модно относительно недавно. Пол и Корнблат напоминают, что если неумеренно потреблять, то ресурсы кончатся, а желание останется. Роскошь в описанном им будущем — это квартира площадью в десять квадратных метров и педальный (нефть кончилась!) лимузин. Это доступно немногим, например, топ-менеджерам крупных корпораций. Потребители же продукции этих корпораций живут куда более скромно. Эта книга надолго отбивает охоту употреблять брэндовые напитки с неуточнённым составом. К слову «потребитель» тоже вырабатывается недоверчивое отношение.
Клиффорд Саймак: City / Город (1952)
При составлении этого списка я принял трудное, но важное решение: каждый писатель представлен максимум одной книгой. В противном случае мне бы захотелось включить в него по три-четыре книги Саймака, Азимова, Кларка, Хайнлайна, и 20 пунктов кончились бы очень быстро.
У Саймака, кроме «Города», есть ещё несколько прекрасных книг, в числе которых «Пересадочная станция» и «Заповедник гоблинов». Но всё-таки «Город», составленный из преданий далёкого будущего о далёком прошлом, запоминается куда сильнее. Добросовестный редактор, подготовивший предания к печати, предваряет каждое кратким комментарием, силясь разъяснить реалии ушедших времен, загадочные для современного ему читателя... но понятные нам. Переходя от предания к преданию, читатель должен видеть всё больше и больше знакомого ему, а мы вместо этого наблюдаем, как наш мир всё сильнее и сильнее меняется. И нам становится немного не по себе.
Рэй Брэдбери: Fahrenheit 451 / 451° по Фаренгейту (1953)
Брэдбери описал антиутопию, в которой мы с вами теперь живем. Нет, пока никто ещё не собирается вводить закон, по которому все книги нужно нагревать до указанной температуры, но только потому, что этого и не требуется. Брэдбери ошибся только в одном: люди настолько радостно окунулись в мир телевизионных стен и бесконечного потребления чужих ощущений, что книги просто не представляют никакой угрозы для этого счастливого образа жизни.
Хол Клемент: Mission of Gravity / Экспедиция «Тяготение» (1954)
По шкале твёрдости НФ этот роман — один из самых «твёрдых». Клемент рассматривал своё творчество как игру, главное правило которых — моделировать мир, исходя из наименьшего количества исходных допущений. Одно единственное — причём чисто физическое! — «что, если» позволяет Клементу выстроить целый сложнейший мир с климатом, разумной жизнью, культурой и своими загадками. Жители Месклина, планеты-супергиганта, сила тяжести на которой варьируется от 700 до 3 g, похожи на сороконожек, и по очевидным причинам больше всего боятся высоты. Чего они не боятся, так это трудностей и приключений, и Барленнан, торговец-месклинит, с которым установили контакт земляне, прилетевшие к Месклину, заключает с ними сделку. Человек не может находиться на поверхности планеты-гиганта, поэтому Барленнан отправляется в разведывательную экспедицию. Разумеется, люди не останутся в долгу.
Андрэ Нортон: Sargasso of Space / Саргассы в космосе (1955)
В принципе, это рядовая «мягкая» НФ, космическая опера в духе не то предприимчивых торговцев парусной эпохи, не то Дикого Запада. «Р», как известно, значит ракета, сам термин «космический корабль» появится позже. Никого еще не заботит, как половчее обхитрить Эйнштейна: есть слово «гиперпространство», вот его и хватит. В космосе вовсю хозяничают пираты, Патруль едва-едва справляется с поддержанием порядка хотя бы вокруг планет-метрополий, а вольные торговцы суровы и привыкли полагаться только на себя.
Эта незамысловатая книга была переведена на русский Стругацкими, и то, что получилось в итоге, вполне заслуживает места в моей двадцатке, ибо лучше иллюстрации для жанра космической оперы не найти.
Дэниел Киз: Flowers for Algernon / Цветы для Элджернона (1959)
«Цветы…» — второй из двух рассказов в этом списке. Необычен он в первую очередь тем, что форма в нём служит содержанием. Чарли Гордон, умственно отсталый уборщик, проходит экспериментальную терапию, призванную повысить его умственные способности. Его дневник и составляет рассказ, а об эффективности лечения свидетельствует не то, о чём пишет Чарли, а то, как он пишет.
Киз позднее расширил свой рассказ до романа, включив в него несколько дополнительных сюжетных линий. На мой взгляд, текст от этого только проиграл: совершенство нередко достигается тогда, когда уже нечего убрать.
Роберт Хайнлайн: Starship Troopers / Звёздный десант (1959)
У Хайнлайна, как и других Грандмастеров, очень трудно выбрать одну, самую значительную книгу. «Луна — суровая хозяйка» и «Пасынки Вселенной» мне кажутся не менее важными, а «Двери в Лето» я бы отдал приз зрительских симпатий, но по известности «Звёздному десанту» всё-таки нет равных.
Хайнлайн аккуратно промоделировал будущее, в котором правом избирать и быть избранными награждаются только те жители всеземного государства, которые добровольно прошли службу в армии, продемонстрировав тем самым готовность отдать жизнь за родную планету. Из этой исходной посылки, как из планеты-гиганта Хола Клемента, вырастает весь роман. Война с паукообразными инопланетянами — только фон, удобный для того, чтобы показать становление главного героя в этом мире.
Поясню свою фразу про известность: за основу для Корпуса мобильной пехоты Хайнлайн взял Корпус морской пехоты США. Ныне же его роман включён в списки Корпуса морской пехоты как обязательный к прочтению. Полагаю, для самого Хайнлайна (кстати, отслужившего пять лет на флоте) это была лестная оценка.
* * *
1 Astounding Science Fiction, ныне Analog — один из наиболее известных американских журналов, публикующих фантастику. Расцвет пережил в 40-50-е, во время «золотого века научной фантастики».
Тэги: лучшее, научная фантастика
Комментарии (7)
Альтернатива альтернативе
8 ноября 2010 // Хельги
У Гарри Тёртлдава, знаменитого альтернативщика, есть цикл «Хроники великой войны». К сожалению, он не до конца переведён на русский язык: доступны только две книги из шести. Этот цикл — не то чтобы альтернативная история, а скорее вольное переложение канвы Второй мировой на абстрактно-фэнтезийный мир. Страны-участники аккуратно замаскированы перемешиванием реалий и языков, самолёты заменены драконами, винтовки — магическими жезлами.
В какой-то момент Альгарве (аналог Германии) начинает массовое уничножение кауниан, народа, соответствующего сразу древним римлянам и евреям. Альгарвейцам не хватает ресурсов для волшебства, приводящего в движение шестерёнки военной машины, а лагеря смерти позволяют аккумулировать энергию, выделяющуюся, когда умирает человек, для зарядки жезлов и всего такого прочего.
Так вот, когда я прочитал две из шести книг цикла, я первый и единственный раз в жизни захотел написать фанфик. Задумка была следующая: много после окончания войны один из непосредственных участников событий решает написать альтернативно-исторический роман о мире, в котором есть Великая война, но нет магии, а вместо неё — технология («обычные ремёсла, но доведённые до совершенства»). Он обсуждает такой сюжет с друзьями, и они приходят к выводу: нет, к сожалению, такой роман написать не удастся, точнее, он не будет правдоподобным. Ведь если нет магии, то не надо и истреблять кауниан — в этом просто нет смысла.
«Books say: She did this because. Life says: She did this». А фанфика я так и не написал.
Тэги: история, книги, лучшее
Написать комментарий
У Гарри Тёртлдава, знаменитого альтернативщика, есть цикл «Хроники великой войны». К сожалению, он не до конца переведён на русский язык: доступны только две книги из шести. Этот цикл — не то чтобы альтернативная история, а скорее вольное переложение канвы Второй мировой на абстрактно-фэнтезийный мир. Страны-участники аккуратно замаскированы перемешиванием реалий и языков, самолёты заменены драконами, винтовки — магическими жезлами.
В какой-то момент Альгарве (аналог Германии) начинает массовое уничножение кауниан, народа, соответствующего сразу древним римлянам и евреям. Альгарвейцам не хватает ресурсов для волшебства, приводящего в движение шестерёнки военной машины, а лагеря смерти позволяют аккумулировать энергию, выделяющуюся, когда умирает человек, для зарядки жезлов и всего такого прочего.
Так вот, когда я прочитал две из шести книг цикла, я первый и единственный раз в жизни захотел написать фанфик. Задумка была следующая: много после окончания войны один из непосредственных участников событий решает написать альтернативно-исторический роман о мире, в котором есть Великая война, но нет магии, а вместо неё — технология («обычные ремёсла, но доведённые до совершенства»). Он обсуждает такой сюжет с друзьями, и они приходят к выводу: нет, к сожалению, такой роман написать не удастся, точнее, он не будет правдоподобным. Ведь если нет магии, то не надо и истреблять кауниан — в этом просто нет смысла.
«Books say: She did this because. Life says: She did this». А фанфика я так и не написал.
Тэги: история, книги, лучшее
Написать комментарий
Последний киногерой / Last Action Hero (1993)
3 октября 2010 // Хельги
Замечательная вики TVTropes.com классифицирует сюжетные ходы, клише и прочие общие места в литературе и кино. Объект классификации — то, что на этой вики называется trope — довольно размыт: это и настоящие сюжетные ходы (возвращение короля), и до предела затёртые клише (коварный план), и «жанры» (городское фэнтези) с сеттингами (корабли из дерева и люди из стали) и даже такие общие места, которые непонятно, как и назвать по-русски (подпорка для двери).
В недавнем посте murmele обратила внимание на один интересный эффект вымышленных реальностей:
Знаменитый актер играет ничем не примечательного человека, живущего в мире, во всем подобном нашему, за исключением одного: там не существует этого знаменитого актера. Иначе персонажа бы дергали на каждом углу, требуя с него автографа.
Однако я могу назвать по крайней мере один фильм, где эта условность замечательно обыграна, а клише, как говорят на TVTropes, обойдено (averted). В «Последнем герое» есть целых две вложенных друг в друга реальности, и во «внешней», ближней к нам Арнольд Шварценеггер играет Арнольда Шварценеггера. И Шварценеггер внешней фильмовой реальности снимается в ней в несуществующем у нас блокбастере «Джек Слейтер», реальность которого является в фильме внутренней.
Получилось запутанно? :)
Во вложенной реальности фильма «Джек Слейтер» нет известного актёра Арнольда Шварценеггера, а есть только отважный полицейский Джек Слейтер, которому на голову всё время сваливаются приключения. И именно в эту реальность попадает мальчик Дэнни Мадиган, большой поклонник киногероя Джека Слейтера.
Так вот, в этой реальности роль робота-убийцы в фильме «Терминатор» исполняет, между прочим, Сильвестр Сталлоне. «Это его лучшая роль», — уважительно говорит Джек Слейтер, показывая Дэнни на рекламный постер фильма.
* * *
«Последний киногерой», который я впервые увидел лет в десять, а недавно с удовольствием пересмотрел, однозначно входит в число фильмов, которые я считаю замечательными настолько, чтобы при случае рекомендовать. Я даже сказал бы, что это чуть ли не лучшая роль Шварценеггера: в ней ровно столько серьёзности, чтобы не воспринимать её как чисто пародийную, и ровно столько стёба, чтобы пафос не зашкаливал.
Ведь оказывается, что крутому голливудскому полицейскому живётся не так уж легко. Он вообще-то сам хотел жить более нормальной жизнью. Например, возвращаясь домой, сначала вешать куртку на крючок, а не стрелять по шкафу, в котором с завидным постоянством оказывается очередной «поклонник» с автоматическим оружием. Слейтер вовсе не доволен тем, что его дочь-тинейджер без ума от образа жизни отца и проводит больше времени за чисткой пистолетов, чем общаясь со сверстниками. А по ночам Слейтеру снятся кошмары, в которых он снова и снова видит гибель своего сына от руки маньяка.
И тут появляется восторженный Дэнни и объясняет, что этот мир, в котором все девушки неотразимы, а в полиции служит мультяшный кот, не существует, а придуман. А сын Джека погиб только потому, что сценаристам потребовалась драматическая концовка для третьей части фильма.
А ведь Слейтер, несмотря на присущую ему, гм, по построению «недоделанность», живой человек, а не персонаж. Попав в реальный мир, он проводит ночь, болтая с матерью Дэнни — ему прежде не приходилось вести таких разговоров, он всё больше вступал с шутливые киношные перепалки и пригвождал поражённых злодеев плохими каламбурами. Кроме фирменного «слейтеровского» рока, который всегда льётся из динамиков его машины, Слейтер не знает никакой музыки. «Вам нравится Моцарт?» — спрашивает киногероя мать Дэнни, когда тот прислушивается к мелодии, передаваемой по радио. — «Оказывается, да».
* * *
Разумеется, «Последний киногерой» заканчивается педагогично. Слейтеру полагается уехать на кабриолете в закат, а Дэнни — перестать жить фильмовой реальностью. Но это никак не может испортить великолепный фильм, в котором так замечательно обошлись с четвёртой стеной.
Тэги: законы жанра, кино, лучшее
Комментарии (3)
Замечательная вики TVTropes.com классифицирует сюжетные ходы, клише и прочие общие места в литературе и кино. Объект классификации — то, что на этой вики называется trope — довольно размыт: это и настоящие сюжетные ходы (возвращение короля), и до предела затёртые клише (коварный план), и «жанры» (городское фэнтези) с сеттингами (корабли из дерева и люди из стали) и даже такие общие места, которые непонятно, как и назвать по-русски (подпорка для двери).
В недавнем посте murmele обратила внимание на один интересный эффект вымышленных реальностей:
Знаменитый актер играет ничем не примечательного человека, живущего в мире, во всем подобном нашему, за исключением одного: там не существует этого знаменитого актера. Иначе персонажа бы дергали на каждом углу, требуя с него автографа.
Однако я могу назвать по крайней мере один фильм, где эта условность замечательно обыграна, а клише, как говорят на TVTropes, обойдено (averted). В «Последнем герое» есть целых две вложенных друг в друга реальности, и во «внешней», ближней к нам Арнольд Шварценеггер играет Арнольда Шварценеггера. И Шварценеггер внешней фильмовой реальности снимается в ней в несуществующем у нас блокбастере «Джек Слейтер», реальность которого является в фильме внутренней.
Получилось запутанно? :)
Во вложенной реальности фильма «Джек Слейтер» нет известного актёра Арнольда Шварценеггера, а есть только отважный полицейский Джек Слейтер, которому на голову всё время сваливаются приключения. И именно в эту реальность попадает мальчик Дэнни Мадиган, большой поклонник киногероя Джека Слейтера.
Так вот, в этой реальности роль робота-убийцы в фильме «Терминатор» исполняет, между прочим, Сильвестр Сталлоне. «Это его лучшая роль», — уважительно говорит Джек Слейтер, показывая Дэнни на рекламный постер фильма.
* * *
«Последний киногерой», который я впервые увидел лет в десять, а недавно с удовольствием пересмотрел, однозначно входит в число фильмов, которые я считаю замечательными настолько, чтобы при случае рекомендовать. Я даже сказал бы, что это чуть ли не лучшая роль Шварценеггера: в ней ровно столько серьёзности, чтобы не воспринимать её как чисто пародийную, и ровно столько стёба, чтобы пафос не зашкаливал.
Ведь оказывается, что крутому голливудскому полицейскому живётся не так уж легко. Он вообще-то сам хотел жить более нормальной жизнью. Например, возвращаясь домой, сначала вешать куртку на крючок, а не стрелять по шкафу, в котором с завидным постоянством оказывается очередной «поклонник» с автоматическим оружием. Слейтер вовсе не доволен тем, что его дочь-тинейджер без ума от образа жизни отца и проводит больше времени за чисткой пистолетов, чем общаясь со сверстниками. А по ночам Слейтеру снятся кошмары, в которых он снова и снова видит гибель своего сына от руки маньяка.
И тут появляется восторженный Дэнни и объясняет, что этот мир, в котором все девушки неотразимы, а в полиции служит мультяшный кот, не существует, а придуман. А сын Джека погиб только потому, что сценаристам потребовалась драматическая концовка для третьей части фильма.
А ведь Слейтер, несмотря на присущую ему, гм, по построению «недоделанность», живой человек, а не персонаж. Попав в реальный мир, он проводит ночь, болтая с матерью Дэнни — ему прежде не приходилось вести таких разговоров, он всё больше вступал с шутливые киношные перепалки и пригвождал поражённых злодеев плохими каламбурами. Кроме фирменного «слейтеровского» рока, который всегда льётся из динамиков его машины, Слейтер не знает никакой музыки. «Вам нравится Моцарт?» — спрашивает киногероя мать Дэнни, когда тот прислушивается к мелодии, передаваемой по радио. — «Оказывается, да».
* * *
Разумеется, «Последний киногерой» заканчивается педагогично. Слейтеру полагается уехать на кабриолете в закат, а Дэнни — перестать жить фильмовой реальностью. Но это никак не может испортить великолепный фильм, в котором так замечательно обошлись с четвёртой стеной.
Тэги: законы жанра, кино, лучшее
Комментарии (3)
Припять и Чернобыль (2010)
12 сентября 2010 // Хельги
![[Газета «Пионерская правда» за 25 апреля 1986 г.]](/users/helgi/g/pripyat/index.jpg)
25 апреля 1986 г. кто-то из жителей дома № 13 по улице Дружбы народов читал в свежем выпуске «Пионерской правды» статью «Нам этот мир завещано беречь». А в ночь на 26 апреля во время эксперимента на ЧАЭС в четвёртом энергоблоке станции произошёл взрыв.
27 апреля в Припяти была объявлена временная эвакуация:
*.
Припятчанам не удалось проехать по этой дороге обратно: временная эвакуация оказалась постоянной. Город пустует уже двадцать четыре года.
Центральная площадь теперь выглядит вот так. Когда первый раз оказываешься там, сначала недоумеваешь: а где же, собственно, город? Вокруг виден не то парк, не то лес, и только кое-где сквозь зелень проглядывают здания.
В этом доме, выходящем окнами как раз на площадь, жила городская элита: директора, инженеры. На первом этаже дома — магазин «Радуга». После аварии в него свозили мебель из квартир. Мы заходим внутрь: там темно, витрины разбиты, свалены какие-то шкафы и стулья. Наш экскурсовод предлагает нам посмотреть видеозапись «Радуги» до аварии. Мы собираемся поближе и в полной тишине мёртвого города смотрим на улыбающуюся продавщицу за прилавком.
Все улицы Припяти теперь — тенистые аллеи. После прогулки становится понятно, насколько заросли широкие когда-то улицы*. Деревья прорастают сквозь асфальт и бетон, даже выживают каким-то чудом внутри зданий.
Гостиница «Полесье», тоже расположенная на центральной площади. Все номера свободны.
Это колесо обозрения — практически символ покинутой Припяти. На нём так никто и не покатался: парк должен был открыться 1 мая. По иронии судьбы оно выглядит чуть ли не как новое. Жёлтая краска упорно сопротивляется времени.
Бассейн «Лазурный». Чаша без воды в здании без окон производит жуткое впечатление скелета в палеонтологическом музее.
В слишком многих зданиях не осталось окон. Припять могла бы простоять дольше, если бы не дождь и снег, разрушающие дома изнутри.
Спорткомплекс «Авангард», а также немного примет эпохи: советская «Миринда», мыльный гномик, магазин «Пипять» в Чернобыле и автоматы с газировкой. Ещё попадалась минеральная вода «Чернобыльская», но фотографий, к сожалению, у меня нет. А брэнд неплохо бы и возродить.
С формальной точки зрения это не книги, документы и мебель. Это — радиоактивные отходы, как и всё, что находится внутри зоны отчуждения. Дело даже не в том, что их нельзя вывозить из зоны, дело в том, что никому не придёт в голову пытаться как-то сохранить и приводить в порядок отходы.
В школьной библиотеке книги ссыпались с полок, заполнив комнату по пояс. Школа — одно из тех мест, где остро ощущается прерванная жизнь. Если представить себе на секунду: взрыв был в субботу, а эвакуация началась в воскресенье. В школе всё осталось как есть: недопроверенные тетрадки с контрольными работами, сданный реферат о сущности информации, стенгазета, плакаты.
Некоторые квартиры сохранились плохо, а в некоторых практически можно жить.
Завод «Юпитер», п/я М-5588. На нём делали то ли БЦВМ, то ли что-то ещё. Кажется, никто этого не знает наверняка.
Раньше эта скульптура стояла в Припяти. Теперь Прометея, укравшего огонь у богов, перенесли к самой АЭС.
Обязательный снимок: объект «Укрытие» («саркофаг»), прикрывший провал в корпусе четвёртого энергоблока. Слева видны уступы северной стены: именно северная стена была разрушена сильнее всего при взрыве. Уступы возводили при помощи бетононасосов, каждый очередной уступ прикрывал людей и технику при строительстве следующего. Справа — контрфорсная стена, закрывшая менее повреждённую западную часть энергоблока № 4. Подробнее о строительстве «саркофага»: 1, 2, 3.
В точке, откуда сделан снимок, примерно 350 мкР/ч (сразу после аварии были десятки рентген, не меньше).
Техника, которая использовалась при ликвидации. На грузовиках вывозят отходы сейчас. Инженерная машина разграждения, пожарный автомобиль и «броник» дозиметристов отслужили свой век.
Недостроенные градирни. Эти сооружения предназначались для охлаждения рециркулирущей воды посредством её частичного испарения. Они настолько велики, что глазомер отказывает: издалека кажется, что дальняя градирня намного меньше ближней, недостроенной. На самом деле они одинаковой ширины.
Если подойти ближе, то масштаб будет чувствоваться гораздо лучше, но градирня перестанет влезать в объектив.
А ещё рядом с градирней мы наткнулись на тёмный комочек, который фонил на 11 мР/ч.
Вопреки расхожему мнению, практически везде, где внутри зоны бывают люди, фон достаточно низкий, обычно меньше 100 мкР/ч. Поворот трассы у факела — одно из исключений. На дороге радиометр показывает 700 мкР/ч, на обочине больше (в день аварии тут были десятки рентген в час).
Снимок с радиометром сделан на центральной площади. 30 мкР/ч — не совсем норма, но терпимо, в пределах допустимого. А на следующем снимке наш дозиметрист засунул хобот МКС-У в ковш, где 35 мР/ч. Это максимум из того, что удалось увидеть. Мох перед колесом обозрения тоже фонит, где-то порядка 1 мР/ч. А в помещениях фон неотличим от нормы, 10–15 мкР/ч.
В качестве небольшого отступления — видео с ютьюба, посвящённое памяти участников ликвидации последствий аварии:
Мост через реку Припять.
* * *
Нашу трёхдневную экскурсию по зоне отчуждения проводил Александр Сирота (Планка), сам бывший припятчанин. Экскурсия включала в себя поездку к самой АЭС и прогулку по её окрестностям в первый день, и два дня, посвящённые Припяти. Эти три дня мы жили в гостинице в Чернобыле.
На АЭС и в Чернобыле тихо и мирно, люди работают или вахтовым методом, или приезжают на электричке из Славутича. На входе в здания — дозконтроль по бете (в столовой так даже с турникетом: грязный — останешься без еды). Такой же дозконтроль на выезде из зоны. Впрочем, у нас обошлось без происшествий (хотя обувь мы на всякий случай вымыли).
Но самое сильное впечатление производит всё-таки мёртвый город. Благодаря Планке экскурсия была не прогулкой по лесу, в который превратилась Припять, а именно возможностью заглянуть в прошлое. Где-то заглянуть, а где-то представить. Планка прямо на месте показывал фотографии и видеозаписи из архива сайта pripyat.com, и у каждого была возможность представить, как здесь было до двадцать седьмого апреля 1986 года.
Каждый из нас, возвращаясь в дом, где жил в детстве, находит не совсем его, а скорее слабый призрак. Стены на месте, но от вещей остались только некоторые, и даже мебель переставлена. Дом нашего детства сохранён только в нашей памяти. Но это ощущение смерти, безвозвратного ухода сглаживается тем, что в наших домах и сейчас живут люди.
В Припяти это не так. У припятчан есть идеальная машина времени, возможность заглянуть в свою квартиру и найти её практически в том состоянии, в котором они оставили её (многие, судя по надписям на стенах, так делают). И эта возможность, хотя и уникальная, мне кажется пугающей.
А если бы не авария, Припять могла бы быть такой:
*
Аудиозапись и фотография Припяти до аварии позаимствованы с сайта pripyat.com.
Тэги: youtube, история, лучшее, путешествия, радиационная безопасность, фото
Комментарии (3)
25 апреля 1986 г. кто-то из жителей дома № 13 по улице Дружбы народов читал в свежем выпуске «Пионерской правды» статью «Нам этот мир завещано беречь». А в ночь на 26 апреля во время эксперимента на ЧАЭС в четвёртом энергоблоке станции произошёл взрыв.
27 апреля в Припяти была объявлена временная эвакуация: *.
Припятчанам не удалось проехать по этой дороге обратно: временная эвакуация оказалась постоянной. Город пустует уже двадцать четыре года.
Центральная площадь теперь выглядит вот так. Когда первый раз оказываешься там, сначала недоумеваешь: а где же, собственно, город? Вокруг виден не то парк, не то лес, и только кое-где сквозь зелень проглядывают здания.
В этом доме, выходящем окнами как раз на площадь, жила городская элита: директора, инженеры. На первом этаже дома — магазин «Радуга». После аварии в него свозили мебель из квартир. Мы заходим внутрь: там темно, витрины разбиты, свалены какие-то шкафы и стулья. Наш экскурсовод предлагает нам посмотреть видеозапись «Радуги» до аварии. Мы собираемся поближе и в полной тишине мёртвого города смотрим на улыбающуюся продавщицу за прилавком.
Все улицы Припяти теперь — тенистые аллеи. После прогулки становится понятно, насколько заросли широкие когда-то улицы*. Деревья прорастают сквозь асфальт и бетон, даже выживают каким-то чудом внутри зданий.
Гостиница «Полесье», тоже расположенная на центральной площади. Все номера свободны.
Это колесо обозрения — практически символ покинутой Припяти. На нём так никто и не покатался: парк должен был открыться 1 мая. По иронии судьбы оно выглядит чуть ли не как новое. Жёлтая краска упорно сопротивляется времени.
Бассейн «Лазурный». Чаша без воды в здании без окон производит жуткое впечатление скелета в палеонтологическом музее.
В слишком многих зданиях не осталось окон. Припять могла бы простоять дольше, если бы не дождь и снег, разрушающие дома изнутри.
Спорткомплекс «Авангард», а также немного примет эпохи: советская «Миринда», мыльный гномик, магазин «Пипять» в Чернобыле и автоматы с газировкой. Ещё попадалась минеральная вода «Чернобыльская», но фотографий, к сожалению, у меня нет. А брэнд неплохо бы и возродить.
С формальной точки зрения это не книги, документы и мебель. Это — радиоактивные отходы, как и всё, что находится внутри зоны отчуждения. Дело даже не в том, что их нельзя вывозить из зоны, дело в том, что никому не придёт в голову пытаться как-то сохранить и приводить в порядок отходы.
В школьной библиотеке книги ссыпались с полок, заполнив комнату по пояс. Школа — одно из тех мест, где остро ощущается прерванная жизнь. Если представить себе на секунду: взрыв был в субботу, а эвакуация началась в воскресенье. В школе всё осталось как есть: недопроверенные тетрадки с контрольными работами, сданный реферат о сущности информации, стенгазета, плакаты.
Некоторые квартиры сохранились плохо, а в некоторых практически можно жить.
Завод «Юпитер», п/я М-5588. На нём делали то ли БЦВМ, то ли что-то ещё. Кажется, никто этого не знает наверняка.
Раньше эта скульптура стояла в Припяти. Теперь Прометея, укравшего огонь у богов, перенесли к самой АЭС.
Обязательный снимок: объект «Укрытие» («саркофаг»), прикрывший провал в корпусе четвёртого энергоблока. Слева видны уступы северной стены: именно северная стена была разрушена сильнее всего при взрыве. Уступы возводили при помощи бетононасосов, каждый очередной уступ прикрывал людей и технику при строительстве следующего. Справа — контрфорсная стена, закрывшая менее повреждённую западную часть энергоблока № 4. Подробнее о строительстве «саркофага»: 1, 2, 3.
В точке, откуда сделан снимок, примерно 350 мкР/ч (сразу после аварии были десятки рентген, не меньше). 
Техника, которая использовалась при ликвидации. На грузовиках вывозят отходы сейчас. Инженерная машина разграждения, пожарный автомобиль и «броник» дозиметристов отслужили свой век.
Недостроенные градирни. Эти сооружения предназначались для охлаждения рециркулирущей воды посредством её частичного испарения. Они настолько велики, что глазомер отказывает: издалека кажется, что дальняя градирня намного меньше ближней, недостроенной. На самом деле они одинаковой ширины.
Если подойти ближе, то масштаб будет чувствоваться гораздо лучше, но градирня перестанет влезать в объектив.
А ещё рядом с градирней мы наткнулись на тёмный комочек, который фонил на 11 мР/ч.
Вопреки расхожему мнению, практически везде, где внутри зоны бывают люди, фон достаточно низкий, обычно меньше 100 мкР/ч. Поворот трассы у факела — одно из исключений. На дороге радиометр показывает 700 мкР/ч, на обочине больше (в день аварии тут были десятки рентген в час).
Снимок с радиометром сделан на центральной площади. 30 мкР/ч — не совсем норма, но терпимо, в пределах допустимого. А на следующем снимке наш дозиметрист засунул хобот МКС-У в ковш, где 35 мР/ч. Это максимум из того, что удалось увидеть. Мох перед колесом обозрения тоже фонит, где-то порядка 1 мР/ч. А в помещениях фон неотличим от нормы, 10–15 мкР/ч.
В качестве небольшого отступления — видео с ютьюба, посвящённое памяти участников ликвидации последствий аварии:
Мост через реку Припять.
* * *
Нашу трёхдневную экскурсию по зоне отчуждения проводил Александр Сирота (Планка), сам бывший припятчанин. Экскурсия включала в себя поездку к самой АЭС и прогулку по её окрестностям в первый день, и два дня, посвящённые Припяти. Эти три дня мы жили в гостинице в Чернобыле.
На АЭС и в Чернобыле тихо и мирно, люди работают или вахтовым методом, или приезжают на электричке из Славутича. На входе в здания — дозконтроль по бете (в столовой так даже с турникетом: грязный — останешься без еды). Такой же дозконтроль на выезде из зоны. Впрочем, у нас обошлось без происшествий (хотя обувь мы на всякий случай вымыли).
Но самое сильное впечатление производит всё-таки мёртвый город. Благодаря Планке экскурсия была не прогулкой по лесу, в который превратилась Припять, а именно возможностью заглянуть в прошлое. Где-то заглянуть, а где-то представить. Планка прямо на месте показывал фотографии и видеозаписи из архива сайта pripyat.com, и у каждого была возможность представить, как здесь было до двадцать седьмого апреля 1986 года.
Каждый из нас, возвращаясь в дом, где жил в детстве, находит не совсем его, а скорее слабый призрак. Стены на месте, но от вещей остались только некоторые, и даже мебель переставлена. Дом нашего детства сохранён только в нашей памяти. Но это ощущение смерти, безвозвратного ухода сглаживается тем, что в наших домах и сейчас живут люди.
В Припяти это не так. У припятчан есть идеальная машина времени, возможность заглянуть в свою квартиру и найти её практически в том состоянии, в котором они оставили её (многие, судя по надписям на стенах, так делают). И эта возможность, хотя и уникальная, мне кажется пугающей.
А если бы не авария, Припять могла бы быть такой:
* Аудиозапись и фотография Припяти до аварии позаимствованы с сайта pripyat.com.
Тэги: youtube, история, лучшее, путешествия, радиационная безопасность, фото
Комментарии (3)
Контакт / Карл Саган
16 августа 2010 // Хельги
Кажется, Хичкок говорил, что зрителю, который смотрит ужастик, страшно, пока он смотрит на открывающуюся дверь, за которой неизвестность. Когда дверь открылась, а за ней бука — может быть мерзко, но страха уже не будет.
Все романы про контакт тоже вроде бы стараются балансировать на вот этом моменте, на открывании двери. Если дверь вообще не открывать, то получится научпоп: будни проекта SETI, послание Аресибо и золотая табличка «Вояджера». А если дверь распахнуть, то получится или в стиле Ефремова (они такие же, как мы, только дышат фтором), или как это принято в космооперах (они такие же, как мы, только с гипертрофированным чувством собственного достоинства), или ещё как-нибудь, но девальвация чуждости неизбежна. Всё дело в том, что не может человек придумать достаточно чуждого Чужого, ведь сам-то он не Чужой.
Так что единственный выход — описывать инопланетян настолько скупо, чтобы большую часть читатель домысливал сам. Но как раз в романе про контакт этот номер не пройдёт: а про что тогда писать? Так вот, у Сагана получилось.
Дальше будут спойлеры.
Саган не описывает ничего подробно: ни процесс дешифровки Послания, ни устройство Машины. Машина — вообще шедевр: представить её по описанию в книге довольно сложно. Кроме того, что в ней пять мест, есть додекаэдр, три сферы и эрбиевые шпонки, ничего не понятно. Принцип действия не ясен даже героям книги, хотя у них потом и рождается изящная гипотеза относительно эффекта, производимого Машиной. Инопланетян никто не показывает. Место Контакта — симуляция земного пляжа. В общем, дверь приоткрыта на миллиметр.
Конечно, можно вспомнить и небольшие проколы. Например, инопланетяне настолько мудры, что, посмотрев земных телепередач, тут же понимают, как закодировать Послание, чтобы мы, люди, и догадались, что с ним делать, и сумели вдоволь понаслаждаться расшифровкой. В некотором смысле Послание и слишком сложно, и слишком просто.
Ещё Саган зря написал самую последнюю сцену, где Элли обнаруживает закономерность в числе π. Лучше бы это осталась просто аллегорией, которую употребили инопланетяне, чтобы объяснить, что вызывает у них религиозный трепет. А так в «Контакте» появилось опровергаемое допущение, в лучших традициях древних марсианских цивилизаций.
Но это не так важно. Главное, что Саган, не описывая ничего, убил двух зайцев: он не только заставил читателя дрожать от предвкушения тайны, но и сконцентрировался засчёт этого на самом главном. Ведь не так интересно то, как изменится человечество, если его примут в Галактическую федерацию и дадут гипердвигатель. Интересно, как изменится человечество, если его никуда не примут и ничего не дадут, а просто скажут: привет, вы не одни.
Саган считает, что мы обязательно изменимся. Кого-то объединит страх перед вторжением жукоглазых и четвероруких пришельцев, кто-то ощутит себя гражданином Земли, кто-то свяжет внеземную жизнь и бога.
Но пример Китца, который предпочёл проинтерпретировать всю историю с Посланием и (на посторонний взгляд) несработавшей Машиной как заговор горстки учёных, показывает, что мы можем и не измениться: закостенеть, размахивая заржавелой бритвой Оккама, городя многочисленные эпициклы, лишь бы не ввести новую сущность.
Саган принадлежал к эпохе, когда боялись гарантированного взаимного уничтожения, а в разумность людей всё-таки было принято верить. В том дивном новом мире, в котором живём мы, проще представить, что, найдя братьев по разуму, мы в них не поверим. Или не заметим. Или просто не удивимся.
Тэги: лучшее, научная фантастика, первый контакт, свежие отзывы
Комментарии (2)
Кажется, Хичкок говорил, что зрителю, который смотрит ужастик, страшно, пока он смотрит на открывающуюся дверь, за которой неизвестность. Когда дверь открылась, а за ней бука — может быть мерзко, но страха уже не будет.
Все романы про контакт тоже вроде бы стараются балансировать на вот этом моменте, на открывании двери. Если дверь вообще не открывать, то получится научпоп: будни проекта SETI, послание Аресибо и золотая табличка «Вояджера». А если дверь распахнуть, то получится или в стиле Ефремова (они такие же, как мы, только дышат фтором), или как это принято в космооперах (они такие же, как мы, только с гипертрофированным чувством собственного достоинства), или ещё как-нибудь, но девальвация чуждости неизбежна. Всё дело в том, что не может человек придумать достаточно чуждого Чужого, ведь сам-то он не Чужой.
Так что единственный выход — описывать инопланетян настолько скупо, чтобы большую часть читатель домысливал сам. Но как раз в романе про контакт этот номер не пройдёт: а про что тогда писать? Так вот, у Сагана получилось.
Дальше будут спойлеры.
Саган не описывает ничего подробно: ни процесс дешифровки Послания, ни устройство Машины. Машина — вообще шедевр: представить её по описанию в книге довольно сложно. Кроме того, что в ней пять мест, есть додекаэдр, три сферы и эрбиевые шпонки, ничего не понятно. Принцип действия не ясен даже героям книги, хотя у них потом и рождается изящная гипотеза относительно эффекта, производимого Машиной. Инопланетян никто не показывает. Место Контакта — симуляция земного пляжа. В общем, дверь приоткрыта на миллиметр.
Конечно, можно вспомнить и небольшие проколы. Например, инопланетяне настолько мудры, что, посмотрев земных телепередач, тут же понимают, как закодировать Послание, чтобы мы, люди, и догадались, что с ним делать, и сумели вдоволь понаслаждаться расшифровкой. В некотором смысле Послание и слишком сложно, и слишком просто.
Ещё Саган зря написал самую последнюю сцену, где Элли обнаруживает закономерность в числе π. Лучше бы это осталась просто аллегорией, которую употребили инопланетяне, чтобы объяснить, что вызывает у них религиозный трепет. А так в «Контакте» появилось опровергаемое допущение, в лучших традициях древних марсианских цивилизаций.
Но это не так важно. Главное, что Саган, не описывая ничего, убил двух зайцев: он не только заставил читателя дрожать от предвкушения тайны, но и сконцентрировался засчёт этого на самом главном. Ведь не так интересно то, как изменится человечество, если его примут в Галактическую федерацию и дадут гипердвигатель. Интересно, как изменится человечество, если его никуда не примут и ничего не дадут, а просто скажут: привет, вы не одни.
Саган считает, что мы обязательно изменимся. Кого-то объединит страх перед вторжением жукоглазых и четвероруких пришельцев, кто-то ощутит себя гражданином Земли, кто-то свяжет внеземную жизнь и бога.
Но пример Китца, который предпочёл проинтерпретировать всю историю с Посланием и (на посторонний взгляд) несработавшей Машиной как заговор горстки учёных, показывает, что мы можем и не измениться: закостенеть, размахивая заржавелой бритвой Оккама, городя многочисленные эпициклы, лишь бы не ввести новую сущность.
Саган принадлежал к эпохе, когда боялись гарантированного взаимного уничтожения, а в разумность людей всё-таки было принято верить. В том дивном новом мире, в котором живём мы, проще представить, что, найдя братьев по разуму, мы в них не поверим. Или не заметим. Или просто не удивимся.
Тэги: лучшее, научная фантастика, первый контакт, свежие отзывы
Комментарии (2)